Дети войны. Баба Тася из Барабинского района

Написано для одного конкурса.

Баба Тася копила одновременно внучке Алесе на первый класс и себе на похороны. Трата зависела от того, какое событие произойдет первым.
Дед Федр был раздосадован обоими этими обстоятельствами сразу. Во-первых, он эгоистично просил бабу Тасю не умирать (так и говорил: «Тасенька, я пойду первым»), а во-вторых, считал, что девочка должна уметь в своей жизни только расписаться, чтобы сделать это один раз в загсе и нечего за этим в школу ходить (так и говорил: «Тьфу, нарожали пней!»)
Внучка Алеся считала, что хорошо бы было, если бы баба Тася купила ей мороженое, а дед Федр действительно умер первым, потому что от него толку все равно нет.
Мама Люда – дочка бабы Таси, деда Федора и мама внучки Алеси, просила бабу Тасю не выдумывать и настаивала, что надо съезжаться (так и говорила: «У нас двухкомнатная, у вас однокомнатная, можно выменять в центре»). Баба Тася была против (так и говорила: «Уже ноги совсем не ходят…») и белила потолки в своей квартире с высокой стремянки каждые три месяца.
Муж мамы Люды – муж Петя, зять бабы Таси и деда Федора, отец внучки Алеси, – пил.
Копилка по ценнику называлась Хозяйка Медной горы. Художник создал ее высокой женщиной с прорезью в голове. Ногами она врастала в гору, а руками сжимала солнечное сплетение на груди. Творец задумал ее как немного молящуюся, со взглядом женщины, которая только что потеряла сына примерно тридцати трех лет. Она бы и вовсе молилась, но времена были не те (на ценнике так и было написано: «Артикул АЛН765»).

Баба Тася копила в Хозяйку Медной горы каждый вечер. И она стояла с таким скорбным видом, будто понимала, как с каждой монетой приближается либо смерть бабы Таси, либо первый класс внучки Алеси – что тоже очень печально (обычно ведь с грустью так и говорят: «Как быстро растут дети…»).
Дед Федр не верил Хозяйке Медной горы. По его мнению, если бы баба Тася давала ему каждый вечер деньги, то он бы не стоял тут с такой кислой рожей.
Баба Тася не верила деду Федору. Потому что если бы она давала ему деньги, то он бы проигрывал их в домино.
Внучка Алеся не верила бабе Тасе. Просто она никогда в своей жизни не видела, чтобы люди умирали.
Мама Люда не верила никому, потому что ее муж – муж Петя, пил.

Внутренний мир Хозяйки Медной горы наполнялся и обогащался ежевечерне. Баба Тася, чувствуя религиозное настроение глиняной женщины, потихоньку крестилась (так и говорила: «Прости, Хоспади…»). Ей казалось, что от этого она умрет позже, а внучка Алеся пойдет в первый класс раньше. И еще, взяв копилку на руки, приговаривала: «Тяжелёхонька, совсем толста и полнёхонька…» Что смущало Хозяйку Медной горы, потому что хоть и глиняная, но все ж таки женщина.

Внучка Алеся любила разбирать на винтики наручные часы папы Пети. После первого класса она сразу хотела стать либо водителем трамвая, либо часовщиком. Продавцом мороженого мама Люда все равно не разрешит – потому что у Алеси горло.
Внучка Алеся воровала часы у спящего от усталости папы Пети и сначала разбивала циферблат молотком. Выковыривала стрелки, отдирала цифры и забиралась глубже, смакуя каждый винтик и колесико. Разобрав механизм, будущая первоклассница сметала его под коврик в ванной комнате.
Когда мама Люда наступала на бывшие часы, то она прямо спрашивала: «Кто это сделал?» И внучка Алеся честно отвечала: «Дед!» На папу Петю нельзя было подумать, потому что он явно спал (мама Люда ему сама так и говорила: «Проспись сначала, сволочь!»). На бабу Тасю тоже нельзя было сказать такое, потому что вдруг она передумает умирать и все ж таки купит мороженое.

Мама Люда в душе была немножко педагогом по дошкольному воспитанию. Она бы и вовсе им стала, но это было не модно (в зарплатой ведомости педагогов по дошкольному воспитанию так и писали: «97 руб. 37 коп.»)
И мама Люда, рассчитав, что внучке Алесе будет стыдно, если деда Федю заругают, ругала деда Федю. Дед Федя был не оригинален и повторялся в своих догадках (так и говорил: «Тьфу, нарожали пней!»)
Баба Тася не сопереживала судьбе деда Федора и все больше думала о судьбе мамы Люды (так и говорила: «Бросай ты его, Людка!»)
Папа Петя просыпался и шел пить (так и говорил: «Я пошел на работу!»)
Хозяйка Медной горы ничего не думала, потому что последняя монетка упала у нее где-то в районе шеи, то есть она уже была сыта по горло мамой Людой, папой Петей, бабой Тасей и дедом Федором. Кроме того, внучка Алеся недавно пыталась отковырять у нее из рук каменный цветок. Семейка еще та.
Не выдержав накала, Хозяйка Медной горы провела ребром ладони по горлу и сказала, что с нее хватит (так и сказала: «Бряк»)

Баба Тася нашла ее, растерзанную, вечером, когда готовилась к очередному молебну с небольшим жертвоприношением. И она прямо спросила: «Кто это сделал?» И дед Федя честно отвечал: «Тьфу, нарожали пней!»
В тот вечер внучка Алеся взяла на себя все часовые трупы и даже созналась про сережки мамы Люды (так и говорила: «Выменяла на три жвачки!»), но Хозяйку Медной горы она пальцем не трогала (так и говорила: «Дед!»)
Баба Тася еще раз напомнила маме Люде про мужа Петю (так и кричала: «Говорила же!!! Бросай ты его, Людка!»)
Муж Петя не возвращался с работы уже третий день, было много дел.
Мама Люда думала, что сережки не ее, а это подруге муж из Турции привез (подруга так и сказала: «Поносишь – отдашь…»)
Хозяйка Медной горы стояла на телевизоре и ничего не думала. Потому что нечем.

Внучка Алеся знала, что дед Федр ей отомстил.
Просто он очень хотел играть в домино. Так и говорил: «Я пошел играть в домино».
А когда дед Федр умер вперед бабы Таси через десять лет, то это было уже не важно.

Написание статей стало увлекательным занятием. Я даже пока толком не пойму, что так меня в этом привлекает. Надеюсь посвящу этому отдельную статью, явно об этом стоит поговорить на портале. Пока же скажу, что написание статей, как я ощущаю, имеет целительское действие. Помогает собрать себя. И как я чувствую, есть очень большая разница между тем, что написать статью и оставить её у себя, и тем, что написать и опубликовать статью на всеобщее обозрение. Хорошо бы и это обсудить на портале, думаю, многим будет интересно и полезно.

Сейчас хочу продолжить своё размышление о целительстве. Предыдущую статью я закончил на том, что мне больно от того, что наследие, которое сохранялось и передавалось через поколения веками, если не тысячелетиями, оказалось в нынешнем времени не востребовано не имеющим ценности. Я это наблюдаю не только на примере своей семьи. Так случилось, что несколько лет назад я познакомился ещё с одним целительским родом. Знакомые попросили помочь оформить документы на дом и землю для их знакомых. Так я познакомился с бабой Тасей и её мужем Юрием Макаровичем. Познакомившись с ними как-то прикипел душой и долгое время с ними общался, помогая им по возможности. В результате, стал свидетелем как закончилось целительство в их роду.

Баба Тася обучилась целительству от матери. Та с малолетства приобщала дочку к целительскому делу. Как я понял, баба Тася оставалась верна выбранному пути всю свою жизнь. Жизнь у неё сложилась очень не просто, не просто складывались у неё отношения и с окружающими людьми. Она помогала многим, уже при мне, когда она ещё жила в своём доме в одном из районов нашего города, я был свидетелем, что во дворе её дома и около него собиралась целая очередь людей, которые приходили за помощью. Было это лет 6 назад, бабе Тасе тогда было около 80 лет. При этом она не выглядела слабой, в ней ощущалась сила. Думаю, что многие её побаивались, да и я относился к ней с опаской. Меня пугала мощь и сила этой небольшой старушки. К тому же баба Тася была часто резка, не сдерживала своих чувств, могла разнести любого. Я даже после знакомства с ней засомневался, стоит ли заниматься её документами. Было опасение, что если пойдёт что-то не так, то она понесёт и на меня и на людей, которые непосредственно сидя на своих рабочих местах в разных учреждениях будут заниматься её документами. Я не хотел на себе испытывать такого воздействия и людям не желал такого, тем более, что они были мне нужны по моим риэлторским делам. А баба Тася в запале могла пожелать всё что угодно, вплоть до смерти. По крайней мере, я слышал от неё иной раз такое, в отношении некоторых людей. И я бы отказался и не познакомился с ней близко, да что-то меня не отпустило от этой старушки. Ну, во-первых, она была похожа на бабу ягу из сказки, хотя вид у неё был вполне привлекателен, но когда она была в ярости напоминала старуху из сказки, вороша мои детские страхи. Впрочем, может быть не только сказочные страхи, и не только детские. Временами всплывали во мне разные страшные образы и хотелось бежать подальше от этой старушки. Но ко времени встречи с бабой Тасей, я наработал привычку идти навстречу своему страху. К тому же не так давно из жизни ушла моя бабушка, которая меня воспитывала и была мне в детстве самым близким человеком. Я ощущал, что многого недодал своей бабушке, не смог её оберечь. И я взялся уладить дела бабы Таси по недвижимости, договорившись с ней, что буду стремиться делать всё добросовестно, но если что-то пойдёт не так, как нам хочется, она не будет желать зла ни мне, ни моим близким, ни людям, которые будут заниматься её документами. Бабу Тасю несколько озадачили мои условия, особенно относительно людей, которые по своим служебным обязанностям будут заниматься её документами, но она согласилась, приняла моё условие. Думаю, что это отчасти от того, что наши общие знакомые рекомендовали меня ей как очень хорошего специалиста, и от того, что дела по оформлению документов зашли у неё в тупик. Как я выяснил позже, их документы попросту потеряли в бесконечной череде кабинетов городского комитета по землеустройству. Юрий Макарович уже несколько раз приезжал выяснить, как продвигаются дела по оформлению, отсиживал очередь, но его каждый раз просили приехать в другой раз, а документы найти не могли. В общем, по стечению обстоятельств я сблизился с этой семьёй и на протяжении нескольких лет стал невольным свидетелем, да и участником, многих событий, которые с ней происходили. Всё это время у меня было ощущение, что бабу Тасю буквально выдавливают из этой жизни. Неудивительно, что она была столь яростна и отбивалась как могла. А стойкости и бесстрашию этой бабушки можно было позавидовать. Когда её дом захотел снести местный олигарх, занимающийся строительным бизнесом, угрожая, что раскатает его бульдозерами, она была яростна и непреклонна. Меня поражала решимость этой старушки и мне пришлось пройти вместе с ней эту битву. Думаю, что во многом из-за этой битвы неожиданно сильно ухудшилось здоровье сына бабы Таси и он скоропостижно ушёл из жизни. После ухода сына баба Тася сильно сдала. Но когда к ним в дом залез здоровенный наркоман бесстрашно дала отпор и ему, дралась с ним. Потом, когда мы больше года прилагали усилия, чтобы посадить наркомана, встречаясь с этим "контуженным" здоровенным бугаем на судебных заседаниях, я испытывал страх, не смотря на то, что нас разделяла решётка. Баба Тася же при встречах прямо смотрела ему в глаза, и готова была вновь схлестнуться с ним и дать отпор. Мы, конечно, как могли старались огородить бабушку от излишних потрясений, в большинстве встреч и судебных заседаний интересы бабы Таси представляла юрист, моя супруга (Мага). Мне же довелось во время судебных заседаний познакомиться с спокойным мужеством наших женщин. Я не видел страха ни в глазах бабы Таси, ни в глазах Маги, ни в глазах прокурора, пожилой женщины, которой оставалось не много до пенсии, ни в глазах судьи. Хотя временами зверь просто бесновался в клетке и исторгал угрозы, у меня даже возникало опасение, что он её может разрушить.

Наркомана посадили, он уже отсидел своё, вышел и ушёл из жизни, не побеспокоив ни бабу Тасю, ни нас.

Баба Тася, продала дом и участок олигарху, переехала в новостройку. После ухода сына им с Юрием Макаровичем стало тяжело и неуютно жить в своём доме, тем более, что вокруг шла стройка и было понятно, что переезд неизбежен. Но разговаривали с бабой Тасей при оформлении обмена уже подчёркнуто ровно, уважительно. Её обменом поручили заниматься другому сотруднику компании, старались решить всё мирно, без обострений. Через пару лет после переезда бабы Таси у олигарха обострились болезни и он умер. Не знаю связанно ли это как-то с произошедшим конфликтом, но здоровья, скорее всего, он олигарху не добавил. Строительная компания перешла по наследству дочери олигарха, в компании произошло ряд изменений и переоформлений. В ходе этих переоформлений управляющий компании, который воевал с бабой Тасей от лица олигарха, был обманут наследницей олигарха. Мне рассказал об этом знакомый юрист, к которому по воле случая обратился этот уже бывший управляющий. Со слов юриста, управляющий лишился практически всей своей доли, которую зарабатывал долгие годы работая при олигархе. Опять же не знаю, насколько способствовало этому участие в конфликте с бабой Тасей, но какое-то уж слишком странное совпадение.

Никто из родни бабы Таси интереса к целительству не проявил, сама она ещё долгое время принимала в квартире обращавшихся к ней людей. Но сильно сдала, часто болела и сейчас уже никого лечить не может. Присматривает за ней и помогает приготовиться к уходу дальняя родственница, племянница с Алтая. Внуки к ней не ходят и никак с ней не общаются, хотя, как я понял, их несколько, и живут они недалеко. У бабы Таси было двое сыновей, оба умерли.

Когда здоровье бабы Таси стало ухудшаться я договорился с ней и заснял на видеокамеру её рассказ о себе и о том как она лечит. Запись эта хранится у меня на компьютере, чтобы она случайно не потерялась, чтобы сохранить хоть что-то, передам её в Общество народной культуры Потворе и нашим целителям. Может быть они возьмут из неё что-то полезное.

Сюрприз из прошлого.

Некогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Вот и Рита не представляла, как изменится ее жизнь, какой подарок преподнесет ей судьба в день совершеннолетия. (Черновой вариант)

Глова 1.

Как здорово просыпаться под пение птиц, шум листвы за окном, свежий воздух, солнечный зайчик приятно щекочет нос. Красота! Встав с кровати, сладко потянулась, разминая затекшие мышцы, подошла к окну. Моя спальня расположена на втором этаже нашего маленького коттеджа. Отсюда открывается великолепный вид на речку, за которой расстилается густой лес. Под окном начинается сад. Чего у нас только не растет: яблоки, груши, персики, сливы, много видов ягод. Наш сад, наш кормилец. Все собранное продается в город в магазины. Люди разбирают махом, натуральное никакой химии.

Я живу в таежном поселке в Кемеровском районе. У нас здесь прям идеал типичной сельской жизни. Все друг друга знают. Кошмар, правда. Ничего не скроешь, некой личной жизни! На одном краю поселка поцеловалась парочка, на другом через минуту об этом уже судачат и приврут вдобавок с три короба.

Семья у меня маленькая: я, мама и баба Тася мамина тетя. Отца у меня нет, и не было. Мама не хотела рассказывать. Кто мой папа? Почему его нет рядом? Но чем взрослее я становилась, тем чаше задавала вопросы. Да и обидно было, у всех есть отцы, а у меня нет. Не обошлось и без насмешек от сверстников которые начались после того как бабки стали сплетничать.

Нагуляла Полька. Вот как тут отпускать наших девок в города на учебу? Вернется брюхатой и майся потом как Таська. - После этих слухов мама и рассказала правду про мое появление на свет.

Все началось, когда баба Тася отправила маму на учебу в Москву на экономический факультет. (Мама сирота, ее родители погибли, когда той было десять лет. Баба Тася взяла ее к себе и вырастила как родную) Она поступила на грант, чем безмерно порадовала старушку.

В тот день они всем курсом отмечали поступление. Поздно вечером, когда мама возвращалась домой, ее сбыла машина. Водитель сам виноват, несся на бешеной скорости и не вписался в поворот. Отец мимо проезжал. Так они и познакомились. Он тогда маму в больницу отвез дорогущую, где ее осмотрели. Обошлось легким вывихом, и парой ушибов, горе водитель вовремя затормозил. Роман был бурным. Любовь с первого взгляда. Маме тогда всего семнадцать было, а отец на пять лет старше. Представьте ее испуг, когда совсем еще девочка про беременность узнала. Долго не решалась рассказать обо всем отцу, боялась его реакции. А сейчас рада, что не успела.

Все ее мечты об идеальной семье разрушились, когда ее похитили. Два дня держали в грязном подвале. Все из-за отца. Так она и узнала, что он на самом деле не бизнесмен как ей говорил, а наемник. Их фирма оказывает военные услуги тем, кто больше заплатит. Люди, на которых он работал, славились своим беззаконием. Мама была напугана. Особенно после того как у нее на глазах отец в гневе убил похитителей. Боялась не за себя, а за меня. Понимая, что когда родится ребенок, он будет под постоянным прицелом. И не известно захочет ли мой отец иметь детей. Страх взял свое, мама решила, что отца ко мне не подпустит и сбежала. Ей тогда подруга помогла, с которой они учились на одном курсе, та была из влиятельной семьи и устроила все так, что от мамы не осталась и следов.

Вернулась к бабе Тасе и рассказала все как на духу. Та приняла и похвалила, что ребенка уберечь решила. Мамина подруга позже сообщила, что отец искал ее. Говорит, рвал и метал, даже угрожал, но не смог выйти на ее след. Ведь за свое короткое знакомство она как не странно так толком о себе нечего не рассказала. Говорит, слишком были увлечены друг другом.

Когда я родилась, тяжело было. Но со временем все вошло в прежнее русло, ну почти. Мама отучилась в Кемерово на бухгалтера, сейчас работает в Петербурге в фирме по продажам. Я как не рвалась к ней жить так и не пустили. Здесь говорят, школу закончишь, а после к матери поедешь поступать. Вот и жду теперь этого дня с нетерпением. Два месяца осталось. А за то, что от отца сбежала, обиды не держу, защитить хотела. Были мысли найти, познакомится, или узнать хотя бы как выглядит, не рискнула. Мама умный человек и если решила пойти на подобный шаг значит так лучше для всех.

Сегодня у меня день варенья исполняется восемнадцать. Симкина Рита Геннадьевна отныне совершеннолетняя. С самого утра было странное предчувствие, что что-то произойдет, что день сегодня особенный.

Ради знаменательного события должна приехать мама, но к сожалению сегодня не может, обещала что завтра будет точно. Отмечать будем в тесном кругу, придут троя моих лучших друзей.

Наша непоседа и попадала Танюша. Всегда в центре внимания, за глаза завеем ее домовенком Кузей. Такая же коротко стриженная рыжая и вечно чумазая. Таня у нас садовод любитель с растительностью на ты, из огорода вытянуть большая проблема. Наш второй друг Егор и по совместительству парень Тани такая же заноза, как и она сома. Две половинки нашли друг друга в весьма экстремальных условиях. Оба в один и тот же день, в одно и тоже время, решили проникнуть в кабинет нашего учителя по химии с целью кражи ответов на тесты. Удирали от сторожа дружно за ручку и с тех пор не разлучались.

Еще есть Лизавета. Вся из себя правильная девочка с воспитанием типа института благородных девиц. Но это только на людях дабы не расстраивать свою маму, которая так старалась воспитать из дочери достойного члена общества. В нашей дружной компании Лизка становится сама собой, непоседой и проказницей.

Ради дня рождения я решила нарядиться в свой самый красивый сарафан, который мне подарила мама. Бирюзового цвета на тонких бретельках, свободно спадающий от лифа, длиной выше колен. Обула легкие ажурные балетки в цвет платья. Волос у меня шикарный, темно каштанового цвета с рыжеватым переливом лесенкой спускающийся до попы, решила собрать в высокий хвост. Заглянув в зеркало, осталась довольна. На меня смотрела симпатичная особа с большими ярко зелеными глазами и выдающейся в нужных местах фигурой. Я подмигнула, она подмигнула в ответ.

Спускаясь на первый этаж, я уже знала, что на кухне меня ждет баба Тася с праздничным кексом. Это стала наша традиция. Так и есть, старушка стоит на пороге и в руках мой любимый лимонный кекс с одной свечкой.

Баб Тась спасибо! – Я накинулась на нее с поцелуями.

Не за что милая, с днем рождения тебя. Сегодня этот день особый ты стала совершеннолетней. – Смотрю и вижу, сейчас плакать начнет.

Отставить потоп! Да совершеннолетняя, но ведь от вас некуда не денусь. – Сказала я, задув свечку.

Ох милая. Вот обзаведешься семьей. Муж, дети появятся. Уйдешь ты от нас и будем только по праздникам видится.

Нет не только, я вас некогда не брошу и не забуду. Вы нам больше чем бабушка. Словами не описать, как я вас люблю. – Я крепко обняла бабу Тасю.

Ой, детка чуть не забыла, – она смешно всплеснула руками и заметалась по кухне – нужно срочно в магазин сбегать. Я тут пока все подготовлю, а ты беги вот список и деньги. – Протянув мне бумажку с кошельком, баба Тася вновь захлопотала у плиты.

Наш гипермаркет находится в десяти минутах ходьбы. Я люблю эту дорогу, которая пролегает через сквер. Кусты сирени, розы, тюльпаны и вся эта красота не тронутая и идеальная. Глаз радуется и душа поет.

Уже на подходе я заметила в ста метрах от магазина два шикарных внедорожника, возле которых маячили четверо громил, смотря по сторонам как коршуны. В заднем окне одной из машин был виден силуэт человека говорящего по телефону, видимо важный субъект раз столько охраны.

«Что эти люди забыли в нашем захолустье?»

Врачи Балаганской районной больницы, где пенсионерка в октябре проходила диспансеризацию, были приятно удивлены: кроме изменений, вызванных возрастными факторами, в организме бабы Таси никаких заболеваний не обнаружено. Бабушка живёт одна, и всё по дому делает сама: зимой топит печь, летом работает в огороде, стирает, готовит, убирает. Память у пенсионерки отличная, она помнит все события своей жизни до мельчайших подробностей. Главным секретом своих бодрости и долголетия Таисия Николаевна считает физический труд и любовь к людям.

Труженице тыла, вдове ветерана Великой Отечественной войны Таисии Холодиловой в жизни пришлось нелегко.

Родилась она 10 мая 1918 года в селе Кашкарагаиха Тальмейского района Алтайского края. В семье росло четверо детей, Тася - младшая. Отец погиб, когда ей было семь лет. Дедушка владел мельницей, поэтому семью раскулачили, а также лишили права голоса. Официально это означало, что члены семьи лишены избирательного права, а на практике они лишались права не только получать высшее образование, но и учиться в школе выше начальной под предлогом нехватки мест. Их не брали и на работу. Из-за этого семья Таси сильно голодала, они скитались по съёмным квартирам. Старшая и средняя сёстры ходили попрошайничать, а Таисии Николаевне было стыдно, за что её укоряли.

Таисия смогла окончить начальную школу - 4 класса. Дальнейшее обучение - в райцентре, но у Таси не было ни одежды, ни продуктов питания. Летом собирали чеснок, мама - Фаина Дмитриевна - где-то зарабатывала немножко муки, стряпали вареники и этим питались.

В 1933 году семье восстановили избирательный голос, а с ним и возможность работать. Сменился и председатель колхоза - им стал присланный из Москвы Иван Родионович Шахов. Поскольку мама Таисии Николаевны была из бедной семьи до того как вышла замуж, то ей и её детям разрешили работать в колхозе. С 15 лет Таисия Николаевна мыла полы в конторе и была посыльной - приглашала людей на заседания. Жить стало легче: купили маленькую избушку с огородом, выращивали овощи, вели хозяйство. Голод отступил. Три года спустя Таисию перевели в помощники повара на посевной, а когда посевная закончилась, за девушкой закрепили двух лошадей и отправили пахать - поднимать пары.

В 1937 году подружка Аня уговорила Тасю уехать в Барнаул, чтобы работать там на меланжевом комбинате. Комбинат производил ткани и нитки. Девушки устроились в прядильный цех. А потом началась война. На предприятии трудилось 15 тысяч человек, которые одевали всю Красную армию. Рабочий день стал ненормированным. Таисия Николаевна одна обслуживала 38 ватеров, и на каждом крутилось 1200 веретён! За хороший труд её повысили до бригадира, у неё в подчинении находилось четыре девушки-съёмщицы. Все четыре трудных военных года бригада Таисии Николаевны выбивалась в лидеры стахановского движения, девушку наградили медалью «За доблестный труд».

После войны, в 1946 году, Таисия Николаевна познакомилась с красивым солдатом, прошедшим до Берлина. Василий Петрович Холодилов покорил сердце девушки, и вскоре они поженились. Молодая семья переехала в село Васильевск Нукутского района. Там Таисия Николаевна работала дояркой в совхозе. У супругов родилось четверо детей - две дочери, Тоня и Люба, и два сына, Гена и Миша.

Это было самое счастливое время моей жизни, - говорит Таисия Николаевна. - Жили в любви и согласии, растили детей…

Из всех детей сейчас в живых остался только младший сын Михаил. Люба прожила всего три года и умерла от коклюша. Тоня погибла в 22 года: окончила Боханское педучилище, приехала с дипломом домой, и её сбила машина. Геннадий умер полгода назад из-за болезни.

В Балаганск Холодиловы переехали в 1970 году по приглашению директора лесхоза Фролова. Василий Петрович устроился водителем в лесхоз, семья стала обустраиваться на новом месте. Но через 4 года у Василия Петровича обнаружили онкологическое заболевание, и Таисия Николаевна ухаживала за ним. Благодаря её заботам супруг прожил до 1987 года.

Сейчас Таисия Николаевна Холодилова живёт одна. Младший сын Михаил работает в Новосибирске, часто звонит маме.

Таисия Николаевна подвижная и, несмотря на всё пережитое, моложава, общительна. У неё феноменальная память, она прекрасно помнит все моменты своей жизни. Долгожительница засевает огород, пропалывает грядки, ходит в магазин. У неё дома всегда чисто, сейчас на подоконниках колышется рассада помидоров. В тяжёлом физическом труде ей помогают соцработники, вот и накануне юбилея побелили потолки.

Как живу? Хорошо, - улыбается бабушка. - Встаю в семь утра, помолюсь, потом растапливаю печь, пью чай, ношу дрова, работаю по дому. Телевизор смотрю редко, глаза берегу.

В селе её ласково называют бабой Тасей. У неё есть давние надёжные подруги, они ходят в гости и помогают друг другу по мере сил и возможностей. Таисия Николаевна никогда не отказывается и от посещения общественных мероприятий. Передала в дар Балаганскому музею дорогие ей вещи.

Через журнал нашла адрес своей односельчанки Марии Ивановны Ивановой, переписывается с ней уже три года. Всё пытается разыскать свою подругу военных лет - Анну, с которой работала в Барнауле. Отправляла письмо в программу «Жди меня», но пока безрезультатно.

С юбилеем бабу Тасю поздравляли всем селом, с цветами в гости к ней шли с самого утра. Приехал и сын Михаил, помог навести порядок в доме.

И все гости спрашивали, каков её главный секрет сохранения молодости и ощущения полноценной жизни.

Надо больше работать физически, - ответила юбилярша. - Я очень любила трудиться. На покос ехала как на курорт - а ведь это очень тяжёлый труд! И двигаться надо больше. А ещё надо любить людей. Женщина должна быть доброй. Любите окружающий мир, и Господь подарит вам долгие годы жизни!

Здравствуйте, дорогие наши посетители!

Публикуем замечательный рассказ Татьяны Якутиной, под названием: Мастеричка!

Это продолжение интересной и занимательной повести:

По волнам моей памяти. Мастеричка!

Б ыло у моей бабы Нади несколько задушевных подруг, общением с которыми она безмерно дорожила. Помимо упоминавшихся уже тёти Паны и бабы Марфы к числу наиболее уважаемых ею мастериц и рукодельниц, или «мастеричек», как ласково говорила она, принадлежала баба Тася Корнакова.

Дед Егор и баба Тася жили довольно далеко от нас, за речкой. Раз или два в год бабушка и я выбирались к ним в гости, как правило, обудёнком, то есть на один день, хотя, бывало, и заночёвывали в гостях, если гостевание происходило зимой, когда рано темнеет и на улице морозно.

Бабуля загодя собирала в сумку своё угощение – пряники и печенюшки на жирной деревенской сметане (пышные, толстые румяные деревенские стряпушки) или же вкуснющие булочки, размером с две мои ладони.

Хозяева ждали нас, готовили к приходу гостей отменное угощение. Если встреча происходила летом, дед Егор и баба Тася, поджидая нас, сидели на лавочке у дома под черёмухой. После традиционных объятий и троекратного целования в щёчку шли в избу. Дом у Корнаковых был большой и просторный, посреди него стояла величавая, как баржа, русская печка, разделявшая всю жилплощадь на три неравные части: горницу (или залу, как говорили у нас), спальню и кухню.

В правом углу светлой залы на комоде стоял чёрно-белый телевизор, на стене красовался большой туркменский ковёр, а вот полы были застланы новенькими домоткаными половичками — холстинками. Бабитасины холстинки славились на всю округу. «Кака же ты мастеровита-то, Таисья! – восхищалась бабуля. – Ну до чо ж у тя руки-то золоты, растут, откуль надо! Ох, и мастеричка, ох, и мастеричка-то ты. Баа-льшой талан тебе Господь Бог дал! Ба-альшой!»

Довольная баба Тася торопилась к огромному сундуку, поднимала крышку, вынимала новые, еще ни разу не постланные изделия. Половички её (один из которых до сих пор у меня хранится) были тканы на сделанном дедом Егором широком ткацком станке. Дранки (сырьё для ткачества) готовила баба Тася тщательно, красила анилиновыми красителями в большом чане во дворе под навесом, сушила в тени, чтоб не выгорали. Половички сияли всеми цветами радуги: тёмно-синие широкие полоски чередовались с бордовыми, зелёными, розовыми, коричневыми, сиреневыми и вишнёвыми. Для зимних половичков в эту яркую цветовую палитру вставляли ещё и маркие (то есть те, которые мажутся) белые полоски. В летних половиках белого цвета не было.

К древнему ремеслу, без которого не мыслили себя деревенские женщины, с малых лет приучила она свою внучку Валечку, которая была младше меня года на три или четыре. (В возрасте 10 или 11 лет любимица стариков Корнаковых умерла от столбняка). Довольная и румяная от похвал в адрес её и бабушки Валечка, пышная, светловолосая и сероглазая, с длинной косой, скромненько мостилась на кушеточке у окна.

Бабушка искренне восторгалась новым просторным домом Корнаковых, светлой залой, букетами гераней, буйно цветущих в дырявых кастрюльках и железных банках из-под краски, обёрнутых белыми листами бумаги. «А иранки-то, иранки-то до чего ж хороши! Особливо вон та, кремовая!» — говорила она. «Дак, ить и у тя не хужей!» — отвечала баба Тася.

Кипятили чай в тульском самоваре, бывшем в конце 60-х большим дефицитом в нашей сибирской глубинке. Старушки и дед Егор садились к столу «пошвыркать чайку», а я с Валюшкой шла в её закуток поиграть с куклами. Вели мы себя смирно и тихо, не носились по дому, прерывая разговоры взрослых, не орали во всю глотку, как иные «оченно заполошные дети», каковых моя бабушка страшно не любила.

«Чо это у вас робёнок-то уросливый такой, пошто он никаво не понимат-то у вас?! — делала она замечания некоторым из своих знакомых бабулек. «Коли ты собирашься в гости, веди себя в людях прилично, сиди смирно, куда тя посодят, не реви как оглашенная, не выбегай с другими на улицу голоушей (то есть без платка или шапочки), не пей сыру воду, не грызи лёд!» — наставляла она меня перед гостями, то есть перед походом в гости.

Каюсь, грызть лёд я любила, за что мне неоднократно попадало полотенчиком по мягкому месту. Под «льдом» подразумевалось замороженное на зиму в кастрюльках молоко, которое после затвердевания слегка оттаивали, чтобы вынуть из посуды. Намороженное молоко складывали в кадушечки или большие кастрюли и выносили «на мороз», в холодные сенцы. На макушке такого молочного льда красовалось «мороженое нашего детства» — собравшиеся в диковинный завиток жирные и сладкие сливки. Вот их-то и любили ковырять украдкой ножичком, наверное, все дети, которых я знала.

После ковыряния и поедания льда, а также стеклянной от мороза брусники проявлялась у меня злополучная ангина. Конечно же, бабушка наказывала за подобное. Валюшка была смирной, нешкодливой, не манила пить ледяную воду из ковшика и есть лёд, и потому бабушка сидела почти не глядя на нас и не торопясь чаёвничала с бабой Тасей.

Дед Егор шёл управляться во двор со скотиной, а бабульки еще долго шушукались о чём-то своём, ведомом только им. Иной раз смеялись негромко, вспоминая молодость. «Золотые были всё ж-таки денёчки!» -, вздыхая, говорили они.

Баба Тася рассказывала, как долго не хотела выходить замуж, да тятя заставил: «Засиделась ты у нас, однако, Таська, в перестарках-то! Давно пора тя взамуж отдавать, я уж и жаниха-то те заприметил», — сказал он ей однажды. (А было «перестарке» всего-то 18 лет!).

«И кого это вы, тятя, заприметили-то?» — робко спросила она. «Да вон, Егорку Корнакова! Хаа-роший однако парнишка, смирной, забижать тя не будет!» — продолжал он. «Тятя, дак он не ндравитца мне, да и моложе он меня», — попыталась было возразить будущая невеста. «Ну, моложе не моложе, а будет по-моему, как я сказал! Пойдёшь, стало быть, за Егорку, а ежели вздумаешь ослушаться да самокруткой куда убежать, я те-е покажу, покудова раки-то зимуют. Я тя живо научу, как отца слушаться-то надо!» — отрубил он.

«И ведь, что ты подумашь, научил, — жаловалась она бабе Наде. – Отходил меня вожжами по спине да по заду, так что сидеть я не могла. А Егорке-то было всего шашнадцать годков, кавды нас просватали-то. Всё на заборе сидел в шинелишке какой-то долгопятой (длиннополой), соплями швыркал да на меня зыркал. « Стерпится – слюбится», — говорил тятя.

А ведь и взаправду, Надя, прожила я с Егоркой-то жизнь, как у Христа за пазушкой просидела. Ни разу руку на меня не поднял, ни разу дурой не назвал! Уважительной да смирной Егорка-то оказался, как тятя и говорил. Как в воду глядел, родитель-то мой. Царствие ему небесное», — перекрестилась она.

«Так вот и не ведашь, где счастье-то своё найдёшь», — дружно соглашались подруги.

После задушевного разговора старушки шли во двор – посмотреть, что да как в огороде растёт, какие георгины красивые под окнами цветут в палисаднике со стороны улицы.

Провожать нас после чаёвничанья и гостеванья выходили за калитку. На прощанье опустевшая бабина сумка заполнялась ответным хозяйским угощением – стряпнёй бабы Таси. «Ох, и каки же у тя, Тася, постряпушки-то! Каки постряпушки!» — покачивая головой, снова удивлялась баба Надя.

А ведь и правда, стряпня у бабы Таси всегда была превосходной. Булочки янтарно-золотистого цвета, завитые в косы или скрученные каким-то замысловатым узором, какого моя бабушка не плела. И не потому, что не умела – были у неё булочки своей формы, не хуже бабитасиных. Но почему-то именно Таисьина стряпня вызывала у моей бабушки неизменное восхищение.

«Мастеричка ты, Тася, мастеричка!» — повторяла на прощание она. Приглашала подругу в гости, но из-за дальнего пути и больных ног та бывала у нас нечасто. «Приходите к нам ещё!» — кричала мне издалека Валюшка.

Много воды утекло с тех пор, а дивное мастерство бабы Таси и её внучки помнятся мне до сих пор.